Савва архиеп Сербский

В 1198 или 1199 году новгородский паломник Добрыня Ядрейкович (будущий архиепископ Антоний), подробно описывая святыни и памятники Константинополя, упомянул злободневную деталь, явно поразившую его воображение. Повествуя о монастыре Богородицы Евергетиссы, он отметил среди прочего: «А здесь живет инок Савва, сербского князя сын». Добровольное принятие монашеского пострига представителем царствующего дома, отречение в юном возрасте от «сладости мира сего» было в глазах русского паломника событием настолько неординарным, что автор счел уместным сообщить о нем землякам наряду с рассказами о самых известных святынях и диковинах столицы православного мира.

Добрыня явно не был до этого на Афоне, да и позднее в Новгороде, трудясь над созданием своего хождения, не слыхал рассказов русских святогорцев о Савве, иначе, несомненно, добавил бы к упоминанию о нем несколько колоритных деталей. Савва к тому времени, несмотря на свою молодость (ему было около 24-25 лет), был живой легендой Афона, а русским монахам он был здесь особо памятен.

Сам приход на Афон — эту своеобразную средневековую интернациональную монашескую республику — осенью 1191 года младшего сына сербского великого жупана[1] Стефана Немани— шестнадцатилетнего Растимира (впрочем, по молодости лет его еще уменьшительно именовали Растко) был напрямую связан с русскими монахами. Мысль о бегстве от мирских соблазнов и отшельнической жизни окончательно оформилась у него под влиянием бесед с русским иноком, пришедшим с Афона вместе с другими монахами ко двору его отца за милостыней. Понимая, что его горячий порыв не встретит сочувствия у родителей, Растко отпросился у отца на многодневную охоту в горные леса, а сам отправился с монахами на Афон. Благочестивый обман вполне удался, юноша выиграл время — погоня (в которой он не сомневался) не настигла его по пути, и он благополучно добрался со своими спутниками до русского Пантелеймонова монастыря. В ту пору он располагался не на берегу моря, как сейчас, а примерно в часе ходьбы от современной огромной приморской обители, на пологом горном склоне. Ныне это скит Старый Руссик, в котором мало что осталось от древности. Определенное представление о том, как выглядел русский монастырь на Афоне в средние века, дает (с учетом того, что изображенный собор возведен в 1628 году в традиционных для Святой горы формах) рисунок паломника Василия Григоровича-Барского, побывавшего здесь в 1744 году. Обитель идеально подходила для молодого славянского инока. Здесь говорили на понятном языке (не исключено, что в числе братии были и сербские монахи) и одновременно была возможность усовершенствовать познания в разговорном греческом, на котором общалось между собой многоязычное монашество Святой горы.

Но не успел Растко Неманич облачиться в черные ризы, как его настиг посланный отцом отряд. И беглец, и преследователи хотели бы уладить дело миром, но Растко хотел остаться и постричься, а дружинники должны были во что бы то ни стало (вплоть до заключения в оковы) доставить блудного княжеского сына под отчий кров. Юноша вынужден был вновь прибегнуть к обману, на словах согласившись вернуться. В честь прибывших был устроен пир, на котором гостям прислуживал сам княжич, а затем (день был субботний) началась воскресная всенощная служба. Уставшие с дороги и расслабленные застольем воины не выдержали продолжительного богослужения и уснули прямо в храме, в пристенных креслах-стасидиях (в отличие от России, на Балканах службу в церкви слушают сидя и стоя попеременно). Растко воспользовался этим и отправился с игуменом в маленькую церковь на верху пирга (крепостная башня-донжон — непременный атрибут древних афонских монастырей), там и был совершен обряд пострижения. Когда проснувшиеся перед рассветом воины бросились искать кня жича по всей обители, щедро раздавая тумаки затрещины инокам, было уже поздно. Растко Неманича больше не существовало, вместо него появился монах Савва, принявший это имя в честь одного из родоначальников палестинского монашества – Саввы Освященного (V-VI века). Новопостриженный инок сбросил воеводе с башни символический подарок родителям, объясняющий все без слов, — свое мирское платье и обрезанные пряди длинных волос. Эту поистине театральную сцену любили позднее изображать иконописцы как сербские (иконописец Георгий Митрофанович в стенописях трапезной Хиландарского монастыря на Афоне, 1621 год), так и русские (иллюстраторы Лицевого летописного сводавторой половины XVI века). В Старом Руссике посетителю и сейчас покажут место, где все это происходило, правда, с существенной топографической погрешностью: древнего пирга, стоявшего к востоку от собора, давно уже нет, его роль для туристов и паломников исполняет уцелевшая юго-восточная башенка.

Посланцы, кляня свое невезение и бессердечие княжича, вернулись домой. К счастью, наказания они не понесли. Великий жупан смирился с самовольным поступком младшего сына. В знак прощения Савве в приютивший его монастырь были направлены богатые дары. Слава о молодом иноке сразу разнеслась по всему Афону – столь необычным был его жизненный выбор, напоминавший всем аналогичный поступок индийского царевича Иоасафа, героя популярной во всем средневековом христианском мире «Повести о Варлааме и Иоасафе».

В русском монастыре Савва задержался недолго, вероятно, ровно настолько, чтобы привыкнуть к распорядку монашеской жизни и в достаточной степени овладеть разговорным греческим языком. Уже в следующем 1192 году он перешел в греческий Ватопед северо-восточном побережье полуострова – один из старейших и богатейших монастырей Афона. Однако молодой инок сохранил хорошие отношения и со своей первой святогорской обителью. Когда в 1199 году в только что возникшем на Афоне сербском монастыре Хиландарь совершали погребение его отца (Стефан Неманя в 1196 году отрекся от престола и принял постриг с именем Симеона, а год спустя переселился к сыну на Афон), над гробом усопшего пели «перво греци, потом ивере, таже руси, по русех болгаре»

Тесные связи русского Пантелеймонова монастыря с сербами и Сербией сохранялись и в дальнейшем. Показательно,что когда во второй половине XIII столетия иссяк приток монахов на Афон из разоренной монгольским нашествием Руси, обитель стала сербской (и оставалась таковой по крайней мере до XVI века), а ее ктиторами почти двести лет были правители Сербии.

Разумеется, интерес Саввы к русскому монашеству и русским книжникам на Афоне и в Константинополе (где он имел возможность познакомиться с ними во время поездок по деламВатопеда и возрожденного Хиландаря в 1198 и 1199 годах) был вызван в первую очередь не сентиментальными чувствами по отношению к месту пострижения, пусть даже и памятному картинно-драматическим событием. Сын государя, создавшего Сербию как независимую державу, Савва чувствовал себя продолжателем дела отца на церковном поприще. Задолго до того, как ему в 1219 году совместно с братом — королем Стефаном Первовенчанным — удалось добиться создания автокефальной сербской церкви, он уделял много внимания вопросам церковной организации, обихода и богослужебного устава. Между тем Русь в годы юности Саввы была единственной православной славянской страной, где существовала самостоятельная церковная организация с устойчивой традицией официального богослужения на славянском языке (болгары, лишь в 1180-х годах освободившиеся от византийского владычества, мало чем отличались в этом плане от сербов). Русская традиция была одним из важных источников возрождения славянской книжной культуры на Балканах во времена св. Саввы, и на примере сербских памятников это особенно заметно.

Отпечаток тесных контактов с русским монашеством лежит на самом крупном переводе, связанном с именем святого, — так называемой Святосавской (или сербской) кормчей, сборнике канонических и церковно-юридических правил, снабженных толкованиями крупнейших византийских канонистов и правоведов XII столетия. Исследователи еще в XIX веке заметили присутствие в языке этой редакции кормчей значительное количество слов, нетипичных для южнославянских языков и, напротив, достаточно обычных для древнерусского. В старшем же списке этой кормчей — Иловицком прослеживаются и особенности восточнославянской орфографии. Одни специалисты видят в этом свидетельства непосредственного участия в переводе русских книжников, обитавших в то время на Афоне, другие считают это следствием высокого престижа русского варианта церковнославянского языка у южных славян в конце XII — первой половине XIII века, попутным следствием чего явилось и использование восточнославянской лексики сербскими переводчиками. В правописных русизмах в последнее время склонны видеть отражение русско-сербских контактов времени после смерти Саввы — участие писца-новгородца в переписке Ило-вицкого списка в 1262 году. Однако в любом случае и при любом истолковании эти факты свидетельствуют о тесных связях сербского святого с русским монашеством.

Контакты эти имели и свою обратную сторону. Тексты, написанные Саввой либо переведенные им или по его инициативе, довольно рано (хотя и не всегда при его жизни) стали достоянием русской книжности. В русских списках главной монашеской книги — Псалтыри — начиная с XIV века (более ранние примеры неизвестны, возможно, не сохранились) довольно обычно помещается своеобразное предисловие — «Указ, как держать Псалтырь», в котором его составитель именует себя иноком Саввой (иногда имя заменяется другим или опускается, но большинство списков содержат этот вариант); в сербской традиции оно распространено гораздо менее и в более поздних (не раньше XVI века) списках.

Сербский ученый В. Чорович установил чрезвычайную близость этого текста вводной главе Хиландарского типика; позднее это подтвердил на большом материале болгарский филолог Боню Ангелов. Совсем недавно обнаружилось, что Хиландарский типик был известен на Руси и целиком. В 1998 году болгарская исследовательница Климентина Иванова отыскала в собрании Белокриницкой старообрядческой митрополии, хранящемся в отделе рукописей БАН в Петербурге, русский список памятника XVI века, в заглавии которого текст приписан св. Савве Освященному, в честь которого выбрал свое монашеское имя будущий сербский архиепископ.

Сравнительно поздняя датировка русских списков этих трудов святого Саввы вовсе не означает, что эти памятники попали на Русь соответственно в XIV и XVI веках. В русско-сербских культурных связях со второй половины XIII столетия наступил глубокий спад, вызванный монгольским завоеванием,новое их оживление началось лишь с конца XIV века. Однако исследования показывают, что на новом этапе старые (возникшие ранее рубежа ХIII-ХIV столетий) южнославянские тексты не интересовали русских книжников, внимание которых было приковано к переводам, выполненным болгарами и сербами на Афоне в XIV веке. Поэтому сочинения и переводы Саввы могли попасть на Русь не позднее второй половины XIII века.

Это подтверждает и история появления на Руси Святосавской кормчей. Книга была прислана в Киев в 1262 году по просьбе митрополита Кирилла из Болгарии деспотом[2] Яковом-Святославом, который был по происхождению русским князем, бежавшим на Балканы от нашествия монголов (из послания деспота главе русской церкви, включенного во многие списки этой кормчей, мы и узнаем об этом событии). На Руси этот церковно-юридический сборник переписывался в том виде, в каком он был переведен св. Саввой (дошли десятки списков ХIII-ХVII веков, старший из них, переписанный в Рязани и хранящийся в РНБ, всего на 22 года моложе древнейшего сербского). Еще важнее, что вскоре после прихода на Русьперевод толкований церковных правил, сделанный Саввой и его окружением, был соединен с распространенным здесь древним (X или XI века) переводом самих правил. Так возникла новая (русская) редакция кормчей, составляющая правовую основу Русской православной церкви. В 1652 году сборник был издан в Москве на Печатном дворе (позднее неоднократно переиздавался). Это было первое печатное издание переводов св. Саввы, которое получило известность и в Сербии.

Святитель Савва Сербский и Симеон Мироточивый

Вообще, переход культа национального святого в другую страну — событие, требующее особых обстоятельств. Даже в соседних Болгарии и Сербии круг общих славянских святых относительно невелик, несмотря на географическую близость и теснейшие исторические связи. Такой переход обычно бывает связан с принесением на новое место мощей святого или их части либо с изменением политических границ, в результате которого центр культа оказывается в другом государстве. Святой Савва после своей кончины в Тырнове в 1235 году едва не стал болгарским святым: царь Иоанн Асень II и патриарх Иоаким не торопились отправлять в Сербию останки человека, еще при жизни прославившегося многочисленными чудотворениями, и согласились на перенесение мощей лишь вняв долгим уговорам короля Владислава. Церемония проводов мощей Саввы из Тырнова была по царскому пышной,но сербский святой вплоть до турецкого завоевания в Болгарии почти не почитался.

Возникновение почитания святого Саввы в Московской Руси носило иной характер и было вызвано событиями собственной политической и церковной истории. В середине XV века для обоснования законности автокефалии Русской церкви московские книжники обратились к болгарскому и сербскому опыту прошлых столетий. Ими было написано «Сказание о болгарской и сербской патриархиях», помещенное в качестве предисловия к некоторым спискам кормчей и изданное вместе с нею в 1652 году. Значительную часть этого текста составило житие Саввы, замечательное тем, что его автор явно не обращался к литературным источникам, а пользовался устными преданиями, возможно, афонского происхождения. Создатель независимой сербской церкви изображен здесь юным язычником, не только постригшимся, но и крестившимся на Афоне «позднее обратившим в христианство своего отца и всю страну. Возможно, безвестного книжника натолкнуло на эту мысль устойчивое именование Саввы «учителем сербов». С этого времени можно говорить о ярко выраженном интересе на Руси к личности первого сербского архиепископа. Параллельно происходит «распространение службы святому в русских минеях. Трудно сказать, был ли к этому как-то причастен один из крупнейших писателей Руси XV века афонский инок и серб по происхождению Пахомий Логофет, но его авторство в отношении «Сказания…» в кормчей можно с уверенностью исключить. К концу столетия Московская Русь вполне осознает себя наследницей всего православного пира. И эту роль рано признали за ней другие православные славяне. В столицу будущего Третьего Рима прибывали за финансовой помощью посольства афонских монастырей и потомков сербских деспотов династии Бранковичей, живших вВенгерском королевстве, — знакомство с культом св. Саввы естественным образом происходило по обеим этим линиям. В 1517 году инок Исайя доставил в Москву с Афона пространное житие Саввы, написанное на рубеже ХIII-ХIV веков иеромонахом Феодосием. На новом месте этот памятник пользовался необыкновенной популярностью.

До нас дошло не менее 80 русских списков этого обширного жития, они сохранились даже в собраниях Сербии. В XVII веке сочинение имелось в любой значительной русской монастырской библиотеке. Очевидно, сыграло свою роль счастливое сочетание славы святого с действительно интересным повествованием. Однако это житие не только переписывалось самостоятельно, но и служило источником по сербской, болгарской и византийской истории для Русского Хронографа — всемирно-исторического свода, составленного между 1516 и 1522 годами в подмосковном Иосифо-Волоколамском монастыре и призванного обосновать исторические права Московской Руси как наследницы и преемницы всех православных держав.

Расцвет культа Саввы Сербского на Руси пришелся на правление Ивана Грозного. [Тому способствовало причудливое переплетение многих факторов: здесь развитие идей, заложенных в правление его отца Василия III, и почитание Саввы и Симеона как создателей сербской державы и церкви, связанное с принятием царского титула в 1547 году, и покровительство монастырям Афона, и династические корни (по матери — Елене Глинской — Иван IV был связан с сербским аристократическим родом Якшичей). Уже в начале царствования 1549 годов Савва и Симеон Сербские были официально канонизированы Русской церковью, внесены в число «новых чудотворцев» вместе с русскими святыми. С этого времени обычными становятся их изображения на русских иконах. Парное их изображение в молении помещено на столпе кремлевского Архангельского собора, служащего усыпальницей князей и царей. Хотя единоличных икон этих святых мало, они постоянно помещались на так называемых «минеях» — живописных месяцесловах, которые распространились в России с середины XVI века. В 1555 году образы Саввы и Симеона были вышиты вместе с главными русскими святыми и небесными покровителями царского семейства на кайме церковной завесы, вложенной Грозным в Хиландарский монастырь'. В какой-то мере это был ответ на дар монастырского посольства, преподнесшего Ивану Васильевичу крест с мощами, который носил на себе святой Савва.

Уже в конце царствования «грозного царя» русскими миниатюристами были созданы иллюстрации к житию Саввы в том объеме, в каком оно было включено в Хронограф и в его составе вошло в знаменитый Лицевой летописный свод второй половины XVI века10. Несколько десятков миниатюр, иллюстрирующих житие, превосходят по объему все, что существует на эту тему в средневековом сербском искусстве. Какое-то время, пока отечественным исследователям не были доступны фрески Георгия Митрофановича в трапезной Хиландарского монастыря, посвященные житию Саввы (29 сцен, 1621), предполагалось даже, что оба цикла восходят к одному оригиналу — несохранившемуся лицевому житию первого сербского архиепископа. Однако разница иконографии миниатюр и стенописей и полное отсутствие балканских реалий в трудах русских мастеров указывают на то, что последние были вполне самостоятельны.

В XVII веке культ сербского святого стал уже неотъемлемой частью русской культуры и церковной жизни.

Примечания

1. Государственный Русский музей.Отдел древнерусского искусства.Древняя группа. № 13.

2. Например, в Служебнике 1440-х годов, написанном, вероятно, по заказу новгородского архиепископа Евфимия П//РГАДА. Собрание Ф. Ф. Мазурина. Оп. 1. № 539.

3. Самый ранний пример в так называемой Псалтыри митрополита Киприана//ОР РГБ.Фундаментальное собрание

Московской духовной академии.№ 142.

4. Старший список — в рукописи 1429 г., переписанной «мирским человеком» Евстафием Шепелем для

Троице-Сергиева монастыря/Там же. Собрание Троице-Сергиевой лавры. № 717.

5. Смирнов С. Н. Сербские святые в русских рукописях//Ю6илейный сборник Русского Археологического

общества в Королевстве Югославии. Белград. 1936. С. 161-262.

6. См.: Белякова Е. В. Обоснование автокефалии в русских кормчих// Церковь в истории России. М. 2000.

Сб. 4. С. 139-161.

7. См.: Турилов А. А. Южнославянские памятники в литературе и книжности Литовской и Московской Руси XV —

первой половины XVI в.// Славянский альманах 2000. М. 2001. С. 258.

8. В издании Дж. Даничича (Теодосие Хиландарац. Живот светога Саве. Београд. 1973) наборный текст занимает 221

страницу обычного формата. См. также: Гаврюшина Л. Еще одна русская редакция жития св. Саввы Сербского//Археографски прилози. Београд. 2000-2001. Кн. 22/23. С. 445. Число сербских списков памятника в несколько раз меньше.

9. См.: Смирнова Э. Катапетасма 1555 г.: к иконографической программе окаймления//0сам векова Хиландара. Београд. 2000. С. 495-500.

10.РОРНБ. Р. IV. 233 (так называемый Лаптевский том).

[1]Титул правителя Сербии, равный княжескому.

[2]Деспот — высший титул византийских вельмож.