Падал чудесный долгожданный снег, поля вдоль дороги становились белыми, чистыми, ёлочки вдоль обочины принаряжались к Новому году. Только Алексей этот Новый год не встретил. Автомобиль мчался вперед, а счет его жизни шел уже на минуты.
Маленький был, считал: вот наступит 2000 год, ему стукнет 30 лет – и начнется старость. Наступил 2000 – а старость не пришла, отодвинулась за горизонт. Недавно еще думал: вот и 2015 наступает… Прикидывал: сколько еще проживет – 20, 30? Пытался представить себя старым… Зря пытался. Умирать очень не хотелось. Сильно не хотелось ему помирать-то.
Бедная мама… Только отошла после смерти отца, снова улыбаться начала. Так радовалась за него – радовалась, что к Богу пришел, что помогает батюшке, что всей семьей в храм ходят. Помолодела даже. А теперь что?!
Очень жалко было Иринку, жену. Как она там без него будет? Но больше всех – как острое жало в сердце – Мишку, сына. Так ждал парень снег, хотел с отцом снеговика слепить, ёлку ждал к празднику – пятый Новый год в его маленькой жизни… Кто теперь ему этого снеговика слепит? Кто ёлку принесет? Кто его, маленького, смешного, белобрысого Мишку, в школу через пару лет поведет?
Эх, нужно было сопротивляться, драться или, может быть, бежать. А он не сделал ничего, сел в эту машину как овца на заклание. Полицейская форма парализовала сопротивление – привык быть законопослушным. Сказали: «Вы, гражданин, похожи на фоторобот подозреваемого, находящегося в розыске. Проедем в отделение».
И только в салоне, слушая развязные разговоры с четко уловимыми блатными интонациями, понял: оборотни. Бандиты в форме. Здоровые, мордастые, навыкшие к грабежам. Ждали его. Узнали как-то, что с деньгами – он вез крупную сумму на строительство храма. Люди миром собирали, и сам вложился.
И ни в какое отделение они не поедут. И живым из этой машины он не выйдет. Сжали с боков тесно. Он и сам не слабак, но – с троими не справиться. Сидящий справа, помоложе, скомандовал хриплым, злым басом, уже не скрываясь:
– Деньги давай! Сами найдем – хуже будет!
Подумал: даже если отдаст деньги – живым не отпустят.
Слева, постарше, рявкнул:
– Затихни, малой! Балаболкой кумекай!
Потом спокойно, властно добавил:
– Всему свое время. Чего ты мне человека пугаешь?! Как Баба-Яга говорила? Напои, накорми, а потом уже и спать уложи. Как там тебя по паспорту? Алексей? Лёха, у меня седня день рождения. Родился я седня, Лёха. Ты ведь выпьешь за мое здоровье? Проявишь уважение? Всё по понятиям.
Водитель обернулся, весело пошутил:
– Он богомольный, понятий не знает, с попами дружит. Лёха, как там у вас? Кто попросит у тебя верхнюю одежду, отдай ему последнюю рубаху? Видишь, мы люди тоже подкованные!
Да, точно по наводке, знают о деньгах на храм. Значит, вот так всё будет: его найдут где-нибудь на обочине, раздетым, мертвым, с полным желудком паленой водки. Страха не было. Только жалко всех: маму, жену, сына. Людей, которые доверили ему эти деньги. Батюшку. Храм недостроенный… Сейчас они вольют в него эту водку, и он умрет пьяный, без исповеди, без причастия, без молитвы…
Молодой закопошился, достал бутылку:
– Из горла будешь, Лёха? Не в ресторане, чай!
Старший сказал:
– Подожди до остановки автобусной.
– Зачем до остановки-то? В лесу пусть пьет!
– Нишкни! Здесь остановки все пустые – чисто поле. А в лесу чего он пить будет – ты подумал? На остановке выпил – и… А в лесу – это неестественно… Лёха, выпьешь за мою днюху – и отпустим.
Алексею стало жутко: это его последние минуты. Лица сидящих рядом напряглись, превратились в злобные гримасы. Говорят, перед смертью духовный мир приоткрывается. И он увидел: странные тени замелькали в машине, какие-то неправильные зловещие тени. Как же он забыл помолиться перед смертью?!
– Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй меня, грешного!
В голове проносилось лихорадочно:
– Аще бо и пойду посреди тени смертныя – не убоюся зла. Яко Ты со мною еси… Богородице Дево, радуйся…
И вдруг четко и ясно, как озарение от ангела-хранителя:
– Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится. Речет Господеви: Заступник мой еси и прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него.
Он еще не успел дочитать псалом – а в машине что-то уже неуловимо изменилось. Тени исчезли. Гримасы злобы на лицах его соседей сменились недоумением, непониманием, опасением, страхом.
– Ты чего там бормочешь? Заклинания какие-то?! Аж мурашки по коже забегали… Слушайте, а нас не видели, как мы его в машину сажали, а? Чего-то мне внезапно в голову пришло… Вспомнил чего-то… Не, нас точно видели! Слушайте, да на что он нам, этот богомольник, сдался?! С ними только свяжись!
– Да… Мой зёма с одним попом связался – до сих пор жалеет…
– Так этот же не поп…
– А всё равно – смотри: сидит бормочет тут. Слушай, останови машину. Останови – тебе говорю! Пошел вон отсюда! Вали-вали! Поехали, братаны!
Машина унеслась, скрылась среди падающего снега. Белая дорога уходила вдаль, медленно падали снежинки. Тень смертная отступила. И он закончил:
– Воззовет ко Мне, и услышу его: с ним есмь в скорби, изму его и прославлю его, долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое.